Морли Каллаган - Подвенечное платье [Сборник рассказов]

— Славная шляпка, верно? — спросила Фрэнсис и вдруг подумала, что ей не следовало бы заходить в магазин.

— Она вам очень идет, словно сделана на заказ.

Фрэнсис неожиданно выпалила:

— Смогла бы я вернуть эту шляпку, если бы она не понравилась моему мужу?

— Безусловно.

— Тогда я беру ее.

И даже когда Фрэнсис оплачивала покупку и убеждала себя, что будет очень забавно на один вечер принести шляпку домой, ее не покидало тревожное чувство, что мысль о покупке пришла ей в голову уже в самом магазине. Продавщица сердечно улыбнулась ей на прощание. И Фрэнсис, успокоившись, с удовольствием подумала о том, как она в шляпке, не отрывая этикетку с ценой, вместе с Эриком выйдет прогуляться. А утром она сможет ее вернуть.

Но когда Фрэнсис покидала магазин, где-то в ее душе все же теплилась надежда, что Эрик, увидев, какая она очаровательная в этой красненькой шляпке, будет упрашивать ее не возвращать покупку в магазин. Фрэнсис очень хотелось, чтобы он вновь ощутил ее рядом с собой, чтобы ему понравилась шляпка и ее сдержанная элегантность. А когда они вечером вместе выйдут прогуляться, ими овладеет такое же чувство, какое она испытывала, впервые взглянув на витрину магазина. Ветер утих. Когда нет ветра, в эти осенние вечера совсем не холодно и не надо никакого пальто к ее шерстяному платью. Уже почти стемнело, и улицы расцветились всеми огнями.

По вечерам лестница в доме казалась бесконечной, но сегодня Фрэнсис даже не заметила, как поднялась до своей квартиры. Ее муж Эрик сидел в кресле у торшера и читал газету. Черноволосый, с красиво очерченным носом, он выглядел сейчас совершенно обессилевшим и апатичным. От него исходил резкий запах виски. Уже четыре месяца он сидел без работы и готов был на все махнуть рукой, словно чувствовал, что никогда не обретет былую независимость; большую часть дня он простаивал на улице у театров, болтая с безработными артистами.

— Добрый вечер, милый Эрик, — сказала Фрэнсис, целуя мужа в голову.

— Привет, — произнес он, даже не взглянув на нее.

— Давай прогуляемся, а потом поужинаем, — сказала она.

— На какие шиши?

— Два доллара, милый, — это два однодолларовых ужина.

Он так и не взглянул на нее. Она направилась в спальню, достала из коробки шляпку; пристроив ее на голове под нужным углом, она припудрила нос и счастливо улыбнулась. С беспечным видом, слегка покачивая бедрами и стараясь не слишком откровенно улыбаться, она вошла в гостиную.

— Взгляни-ка на шляпку, Эрик. Не пожелаешь ли теперь пройтись со мной?

— Выглядишь, как заправская модница, но такая роскошь не для тебя, — усмехнулся он.

— Неважно. Тебе нравится?

— Что толку, если ты не в состоянии ее купить?

— Но разве она не прелесть? Мне, наверное, ничего так не шло, как эта шляпка, правда, Эрик?

— Попала где-нибудь на распродажу?

— Распродажа! Да я купила ее в одном из лучших магазинов города за пятнадцать долларов!

— И ты занята тем, что засматриваешься на пятнадцатидолларовые шляпки в то время, как я сижу без работы! — сердито выпалил он, приподнявшись в кресле и мрачно поглядывая на нее.

— А что в этом такого?

— Еще бы! Это твои деньги. Делаешь все, что тебе взбредет в голову.

— Я уже заплатила за шляпку. Но я могу ее вернуть, если ты настаиваешь, — обиженно проговорила Фрэнсис.

— Если я настаиваю… — раздельно повторил он, медленно поднимаясь и глядя на нее так, словно всю жизнь ее ненавидел. — Если я настаиваю! Ух, как мне все это осточертело!

Фрэнсис была уязвлена, чувство возмущения, охватившее ее, придало ей смелость, и она вызывающе передернула плечами.

— Я хотела поносить ее лишь сегодняшний вечер, — сказала она.

От злости его лицо побледнело и перекосилось. Он схватил ее за кисть и начал выворачивать руку, пока Фрэнсис не опустилась на колено.

— Ты сейчас же выбросишь эту проклятую шляпку, или я переломаю тебе кости и навсегда уйду!

— Не надо, Эрик, пожалуйста, не надо!

— Ты, значит, меня содержишь, не так ли?

— Мне больно, Эрик!.

— Убери с моих глаз эту пятнадцатидолларовую безделушку, да побыстрее. К черту ее, не то ты меня никогда больше не увидишь.

— Хорошо, Эрик.

Отпустив руку Фрэнсис, он сорвал с нее шляпку и стал с ожесточением ее мять, а потом бросил на пол и отшвырнул пинком ноги.

— Убери ее да побыстрее, не то между нами все будет кончено!

Чувство возмущения покинуло Фрэнсис. Она боялась Эрика; боялась, что он вдруг оставит эту комнату и никогда больше не вернется: ему и раньше приходила в голову такая мысль. Подняв шляпку, она нежно разглаживала пальцами мягкий фетр, едва различая сквозь слезы его красноватые переливы. Шляпка была вся измята, ярлык с ценой оторван, и на месте, где он был прикреплен, образовался небольшой надрыв.

Эрик, облизывая пересохшие губы, выжидающе смотрел на нее.

Шляпка была порвана, и ее уже нельзя было вернуть в магазин. Фрэнсис обернула ее в целлофан, торопливо сунула в коробку и направилась по коридору к квартире госпожи Фолей.

Дверь открыла госпожа Фолей, улыбающаяся полная женщина с круглым приветливым лицом. Она поняла, что Фрэнсис чем-то очень взволнована.

— Фрэнсис, дорогая моя, что с вами?

— Помните, я рассказывала вам о шляпке? Вот она. Мне она не идет. Я так расстроилась, что сорвала ее с головы и чуть-чуть порвала. Быть может, вы возьмете ее.

Миссис Фолей сразу же сообразила, что Фрэнсис повздорила с мужем. Она взяла шляпку и внимательно ее оглядела. Потом она отправилась в спальню и примерила шляпку перед зеркалом. Фетр был очень хорош, и, хотя его здорово помяли, выглядел еще совсем гладким.

— Видите ли, я никогда не покупаю шляпок дороже пяти долларов, — произнесла она. Маленькая фетровая шляпка плохо сидела на ее круглой голове и совсем не шла к полному лицу. Она была уверена, что Фрэнсис хочет дешево продать шляпку, чтобы позлить своего мужа. — Мне так неудобно, Фрэнсис, предлагать вам за нее пять долларов, но…

— Хорошо. Давайте пять долларов.

Когда миссис Фолей достала из сумочки пять долларов, Фрэнсис вдруг сказала:

— Послушайте, дорогая, если на следующей неделе я захочу взять шляпку обратно, вы продадите мне ее за пять долларов. Да?

— Конечно, дитя мое.

Фрэнсис торопливо направилась к себе. Эрик, наверное, еще дома, подумала она, вряд ли он мог уйти, пока она стояла в коридоре, но, идя к двери, повторяла про себя: «Прошу тебя, всевышний, пожалуйста, не позволяй мне совершать такие проступки, из-за которых Эрик может покинуть меня навсегда»,

Эрик со сложенными на груди руками глядел в окно.

Фрэнсис положила на маленький столик у его кресла пять долларов, которые дала ей миссис Фолей, и три доллара, оставшиеся от зарплаты. — Я продала ее миссис Фолей, — произнесла она.

— Благодарю, — ответил он, не глядя на Фрэнсис.

— Эрик, я ни чуточки об этом не жалею, — сказала она искренне.

— Ну, ладно, извини, — буркнул он.

— Понимаешь, я просто не знаю, что именно вынуждает тебя думать, будто я чем-то недовольна — вот и все, — сказала она.

Усевшись рядом с мужем и сложив руки на коленях, она вспомнила о том, как выглядела фетровая шляпа на голове миссис Фолей: на ней шляпка не казалась привлекательной, ее лицо совсем не походило на продолговатое серебристое лицо манекена. И когда она думала о том, как славно выглядела шляпка на голове манекена в витрине, у Фрэнсис затеплилась слабая надежда: может быть, ей что-нибудь подвернется и к концу недели она сможет выкупить шляпку у миссис Фолей. И тогда у нее будет красивая маленькая шляпка — именно такая, какую ей хотелось уже многие месяцы, — элегантная и дорогая, такая простая фетровая шляпка и в то же время удивительно славная, неповторимая. И при мысли об этом у Фрэнсис радостно забилось сердце.

Миссис Мэссей, дородная, добродушная женщина лет шестидесяти, удивительно подвижная для своего возраста, краснощекая и совсем здоровая, если не считать случайных болей в левой ноге, приехала из Чикаго повидаться со своим сыном доктором. Семья доктора превратила ее приезд в целое событие, и она пребывала в столь благодушно-веселом настроении, что однажды вечером неожиданно сказала:

— Торжественно заявляю, что я должна сбегать и увидеться с Мэри Вуленс. Хочется узнать, что с ней приключилось. Ну-ка, узнайте, где живет Мэри.

Миссис Мэссей выросла вместе с Мэри Вуленс. Тридцать лет назад они поссорились, и она, выйдя замуж, уехала на Запад. С тех пор они ни разу не виделись.

На следующий день миссис Мэссей стояла на улице Христофера, где прошло ее детство, и с волнением вглядывалась в дома, стараясь увидеть знакомые приметы, которые могли бы напомнить ей какое-нибудь событие из прошлого. Внимательно оглядевшись по сторонам и преисполнившись решимости, она перебежала на другую сторону улицы и остановилась, чтобы отдышаться, — уличное движение доставляло ей теперь немало хлопот.